Влияние реформ правительства Михаила Саакашвили на положение национальных меньшинств Грузии

Токарев Алексей Александрович, кандидат политических наук, научный сотрудник Центр глобальных проблем Института международных исследований МГИМО (У) МИД России

В статье рассматривается положение национальных и этнических меньшинств Грузии. В первом случае исследуются азербайджанское и армянское меньшинства вкупе с территориальным развитием регионов их компактного проживания. Анализируется сецессионистский потенциал, соответственно, краев Самцхе-Джавахети и Квемо-Картли. Во втором случае автор уделяет внимание субэтносам внутри грузинского народа: мегрелам, сванам, лазам. Отдельно от двух этих групп рассматриваются кистинцы и езиды. В работе представлены статистические данные по этнонациональному и лингвистическому вопросам. Автор исследует постсоветское развитие Грузии и масштабные реформы, проводимые после «революции роз», в том числе в сфере межнациональных отношений. Выводы касаются будущего российско-грузинских отношений в свете поддержки Россией отдельных национальных меньшинств. Население Абхазии и Южной Осетии не является предметом исследования данной статьи.

Ключевые слова: Грузия, национальные и этнические меньшинства, территориальное развитие, реформы Саакашвили.

Mikhail Saakashvili’s Reforms: The Influence on the National Minorities in Georgia

Alexey A. Tokarev, candidate of political Sciences, researcher at the Centre for global challenges Institute for international studies of MGIMO (University) MFA Russia

The article is devoted to the issue of national and ethnic minorities in Georgia. The author analyzes the Azeri and Armenian minorities, the territorial development of the regions of their compact residence (Samtskhe-Javakheti and Kvemo-Kartli) and their secessionist potential. The author focuses on the sub-ethnic groups within the Georgian people: Megrelians, Swann, Laz, Kistinians and Yezidis. This paper presents statistics of ethno-national and linguistic issues. The author examines the development of post-Soviet Georgia and large-scale reforms implemented after the «Rose Revolution» including the sphere of interethnic relations. The conclusion concerns the future of Russian-Georgian relations in the light of Russia’s support for the single national minorities. The population of Abkhazia and South Ossetia isn’t the subject of this article.

Key words: Georgia, national and ethnic minorities, territorial development, Saakashvili’s reforms.

Современные политологические и международные исследования постсоветской Грузии не предлагают консолидированного мнения относительно определения ее территории. В научной литературе существует заметное расхождение между теми, кто смотрит условно на российскую или американскую карту. В первом случае мы имеем дело с признанием фактической реальности: в терминах М. Малека «внутренней Грузией» (inner Georgia), не контролирующей 19% своей территории, признаваемой за ней большинством государств — членов ООН. Во втором — речь идет, скорее, об исключении из внимания исследователей факта признания 5-6 членами ООН Абхазии (РА) и Южной Осетии (РЮО) в качестве самостоятельных государств (Россией, Никарагуа, Венесуэлой, Науру, Тувалу, а также Вануату, которое признает только Абхазию^[1]). Такой подход игнорирует состояние этих политий в качестве реально независимых от Грузии де-факто государств. Независимо от исследовательской позиции, как правило, включение РА и РЮО в число исследуемых казусов помогает понять историю становления грузинского государства, в том числе на его постсоветском этапе, и причины успешности означенных сецессий. В данном исследовании мы рассматриваем Грузию, руководствуясь официальной позицией России, полагая, что изучение абхазской и югоосетинской политий не является необходимым для анализа актуального состояния «внутригрузинских» меньшинств.

Объективные сложности в определении численности меньшинств

Позиции территориальной целостности Грузии очевидным образом придерживается само грузинское правительство и некоторые международные исследовательские «мозговые центры». Они стабильно включают в анализ этнического состава Грузии абхазское и осетинское меньшинства. И если в случае работы уважаемых НПО не возникает вопросов о достоверности данных, данные грузинской Службы госстатистики, не имеющей доступа на территорию частично признанных государств, по РА и РЮО должны быть подвергнуты сомнению. Кроме того, затруднителен анализ количественных и качественных характеристик Юго-Осетинского региона. Если грузинский госкомстат, согласуясь с официальной версией, считает Абхазию автономной республикой и, соответственно, дает отдельные данные по ней, то региона «Южная Осетия» на современных грузинских картах просто не существует. В публичном дискурсе — «бывшая Юго-Осетинская область», «Цхинвальский регион» — в официальных документах обозначается как «временная территориально-административная единица на территории бывшей автономной области Южная Осетия». Она же является частью краев: Шида-Картли, включающего в себя и бóльшую часть территорию РЮО, и территории, подконтрольные грузинскому правительству; Рача-Лечхуми и Квемо-Сванети (единый край); Имерети; Мцхета-Мтианети. Таким образом, в данном случае даже при «вычитании» признанной Россией территории РЮО из территории четырех грузинских краев, между которыми она «распылена», данные по грузинской части региона остаются неточными. В случае редукции уровня анализа (использование в качестве единицы анализа не края, а муниципалитета — района) путаница сохраняется. Грузинские статистики указывают общие данные по районам, часть территории которых перешла в 2008 г. после операции по принуждению Грузии к миру под управление РЮО: Онскому (край Рача-Лечхуми и Квемо-Сванети), Сачхерскому (Имерети), Карельскому (Шида-Картли). Как видно из карты, составленной Европейским центром исследования меньшинств (ЕЦИМ), административная граница между государствами Грузией и РЮО (естественно, не признаваемая первой) проходит точно по линии исторического расселения грузин (обозначены темно-серым) и осетин (светло-серым).

Однако установить численность обеих групп в регионе не представляется возможным. Исключение составляет Ахалгорский район края Мцхета-Мцианети (AKHALGORI на карте), который полностью перешел под контроль РЮО, став ее Лениногорским районом. Также анализ этнического распределения затрудняется тем, что в настоящее время имеет место приграничный конфликт между жителями грузинских сел и российскими пограничниками, осуществляющими охрану госграницы РЮО^[2]. По сообщениям местных жителей, границу передвинули на несколько сотен метров вглубь территории Грузии, что, по версии российских пограничников, обусловлено необходимостью демаркации госграницы РЮО и Грузии. Проще говоря, сейчас не совсем понятно, где проходит эта граница.

Относительные цифры по грузинским меньшинствам

Согласно Службе государственной статистики Грузии, опирающейся на данные переписи 2002 г.^[3], в государстве проживает 10 этнических^[4] групп, превышающих по численности 0,05%. Все вместе они составляют 99,39% населения страны: грузины (83,74%), азербайджанцы (6,53%), армяне (5,71%), русские (1,55%), осетины (0,85%), езиды (0,42%), греки (0,35%), кистинцы (0,16%), украинцы (0,16%), абхазы (0,08%)^[5].

Европейский центр исследования меньшинств, составляющий самую подробную и актуальную этническую карту Грузии, определяет грузин как единый народ. Однако грузиновед Андрей Епифанцев выделяет в структуре современной территории Грузии области, народы которых «абсолютно неродственны грузинам… а порой исторически враждебно к ним настроены»^[6]. Речь идет о Мегрелии и Сванетии с «очень далеко родственными грузинам мегрелами и горцами-сванами… Аджарии — республике с очень серьезными автономистскими традициями, населенной значительным количеством лазов и грузин-картлов, исповедовавших ислам… а также Панкисском ущелье, где 200 лет живут воинственные и не подчиняющиеся никому несколько огрузиненные чеченцы» — кистинцы. Заметим, что кистинцев не совсем справедливо считать ни «огрузиненными чеченцами», ни «очечененными грузинами». Это самостоятельный этнос, развивающийся в рамках грузинского государства, но принадлежащий к вайнахским народам (чеченцы, ингуши, карабулаки, бацбийцы). По версии, которой придерживается автор едва ли не единственного масштабного труда о кистинцах Хасо Хангошвили, кистинцы — это интегрировавшиеся в грузинское общество, но не ассимилировавшиеся чеченцы-вайнахи^[7]. Официальная статистика игнорирует этносы, перечисляемые А. Епифанцевым (кроме кистинцев), объединяя их этнонимом «грузины». Между тем именно объединение многих этносов вокруг Картли-Кахетинского царства (колыбели современной грузинской государственности), образование грузинского языка на основе картвельского, доминирование этнического принципа при построении политического сообщества в рамках государства — способствовали сохранению исторических противоречий между национальными меньшинствами. Кроме того, необходимо отметить разделение на называемые преимущественно по территориальному признаку субэтносы внутри самого грузинского народа, которое, однако, не находит отражение в статистике и не является причиной значимых межэтнических конфликтов. В данном случае выделяются группы грузин: аджарцы, гурийцы, джавахетинцы, имеретинцы, имерхевцы, картлийцы, кахетинцы, лечхумцы, месхетинцы, мохевцы, мтиулы, пшавы, рачинцы, сваны, тушинцы, хевсуры^[8].

Одной из основных проблем политического развития постсоветской Грузии стало совпадение мест компактного проживания меньшинств с регионами, после обретения государством суверенитета оказавшимися приграничными. Помимо РА и РЮО, ими являются края Самцхе-Джавахети (армяне) и Квемо-Картли (азербайджанцы). Территории с этнически негрузинским населением граничат с «материнскими» государствами (государствами-патронами). Очевидным образом это способствует формированию их сецессионистского потенциала. Именно о них, прежде всего, заходит речь при попытках анализировать грузинские национальные меньшинства — прочие, вместе взятые меньшинства едва дотягивают до 5% населения страны.

Джавахети и армянское меньшинство Грузии

Административная закрытость армянонаселенной Джавахетии сформировалась еще в середине XX в. В связи со стратегическим геополитическим положением области на границах Турции, Армении и Грузии въезд и выезд в Джавахетию был крайне затруднен. В период правления Иосифа Сталина данный регион был объявлен запретной пограничной зоной, вне зависимости от удаленности того или иного населенного пункта от государственной границы с Турцией. Каждый отбывающий на учебу или работу житель Джавахетии, если он прописывался вне пограничной зоны, автоматически лишался права на беспрепятственное возвращение. Вынужденный каждый раз подавать заявление в органы внутренних дел по месту прописки, он месяцами ждал разрешения на въезд^[9]. Во многом подобное отношение к населению края способствовало формированию комплекса «обиженного этноса», который в настоящее время часто проявляется в отношениях с титульной нацией.

Армяне очень чутко относятся к любым попыткам изменения государственной языковой политики. Одним из постоянных требований отдельных армянских общественных организаций является предоставление краю автономии в составе Грузии и вытекающее из этого признание армянского в качестве официального языка (как, например, на территории Абхазии признается абхазский — согласно нынешней Конституции Грузии).

Армянский распространен гораздо лучше грузинского (см. табл. 1). Согласно исследованиям Дж. Уитли, в 2009 г. в двух исконно армянских районах (Ахалкалаки и Ниноцминда) грузинский не знали 77,5% и 80,8% соответственно^[10].

Вопрос языка в Грузии является крайне политизированным. Грузинские политические элиты рассматривают придание любым неофициальным языкам формального статуса как шаг к автономии территорий, затем — к сецессии. Таким образом, построение гражданской, а не этнической нации в Грузии крайне затруднено.

Противоположные обвинения со стороны грузин (как правило, в армянизации края, в сепаратизме) звучат не менее редко: «…не обойдешь стороной эту необузданную пропаганду, связанную с Джавахети, которая имеет место в некоторых масс-медиа… «Джавакх» и живущие там т.н. джавакхи не существовали и не существуют в природе»^[11]. Джавахетия остается областью, в отношении которой населяющими ее народами не решены так называемые устанавливающие вопросы: о языке, об историческом происхождении, об исторической принадлежности территории. Языковым маркером даже не принадлежности к определенной нации (грузинской или армянской), а разделения тех или иных политических взглядов служит топоним — название области. «Джавахети» говорят грузино-ориентированные граждане, «Джавакх» — проармянски настроенные (как, например, и в отношении Сухуми и Цхинвали — по-грузински; Сухум и Цхинвал — на национальных языках).

Джавахетия является местом, где активно могут сталкиваться интересы политических групп, якобы отстаивающих, с одной стороны, «Грузию для грузин», с другой — «сохранение армянского исторического наследия» — вечные гуманитарные вопросы, всегда стоящие в повестке дня. Основным вопросом является требование о предоставлении автономии краю, которое, естественно, является неприемлемым для официального Тбилиси (по Конституции Грузии только Абхазия и Аджария являются автономными республиками с особыми правами — остальные края равны). Поводы для такого искусственно создаваемого противостояния могут и не относиться к внутренним проблемам региона. В 2012 г. лидер джавахетской диаспоры в России заявлял о возможном начале сецессии в случае появления баз НАТО на территории Грузии^[12]. Грузины тут же увидели за этим «происки российских спецслужб»^[13].

Армения периодически использует ирредентистскую угрозу в необходимых ей случаях^[14]. Привычно обыгрываются вопросы культурного, образовательного развития Джавакха, которым «мешает» Грузия. В ответ официальные лица Грузии настаивают на официальном названии края (Самцхе-Джавахети), игнорируя исторический топоним Джавакх^[15]. Видимо, подсознательно грузины боятся превращения Джавахети в Нагорный Карабах, каким он является для Азербайджана — осуществляющим сецессию при поддержке государства-патрона. Из одной лишь посылки (в структуре исполнительной власти Армении есть должность советника премьер-министра по вопросам Джавакха) президент грузинской национальной академии Владимир Рамишвили выводит, что «Армения вполне серьезно и однозначно планирует будущее Джавахети как «армянской территории»^[16].

Уровень недоверия и глубины исторических противоречий между двумя нациями иллюстрирует статья того же В. Рамишвили. В работе, претендующей на научность и объективность, автор в качестве исходных посылок выдвигает обвинения грузинских армян в склонности к терроризму, связанному с их исторической памятью в отношении Турции: «участок нефтепровода Баку-Тбилиси-Джейхан, заканчивающийся на территории Турции — официальный «враг» армян… джавахетские армяне всегда потенциально способны совершить террористический акт на нефтепроводе; под армянской угрозой находится газопровод Баку-Тбилиси-Эрзерум, ибо и он заканчивается на территории Турции; высока вероятность армянского терроризма на нефтепроводе Баку-Супса»^[17].

Разобраться в вопросе исторической принадлежности земли Джавахетии не кажется возможным. На любую проармянскую реплику («с древнейших времен коренное население региона составляли армяне, поскольку эта территория была частью исторической Армении»^[18]) последует абсолютно противоположная грузинская: «…в начале XXI в. армяне, исходя из ложных предпосылок, заявляют относительно Джавахети, что якобы «с древнейших времен коренное население региона составляли армяне, поскольку эта территория была частью исторической Армении»^[19].

Грузинское правительство в рамках административной реформы не предоставило области автономию. Это невозможно, поскольку Тбилиси помнит уроки исторического развития конфликтов именно внутри автономий РА, РЮО и Аджарии. В 1995 г. правительство объединило Джавахетию и другую историческую область Самцхе (иное название — Месхетия) в общий край — Самцхе-Джавахетию. К двум армянонаселенным районам, Ниноцминдскому и Ахалкалакскому (95,78/1,39 и 94,33/5,27 — доля армян/грузин соответственно), добавили преимущественно населенные грузинами Ахалцихский, Боржомский и Аспиндзский районы. В то же время армянонаселенный Цалкский район, ранее с наибольшей долей греческого населения, был переподчинен краю Квемо-Картли.

После этой реформы относительное число армян в новообразованном крае снизилось до 54,6%, относительное число грузин выросло до 43,35%. Кроме объединения с грузино-населенными районами «вес» армянского населения в Самцхе-Джавахетии должен был быть редуцирован возвращением на места исторического поселения турок-месхетинцев, депортированных Иосифом Сталиным. Однако количество вернувшихся было крайне невелико, а потому не могло повлиять на этнополитический расклад в регионе.

Надо отдать должное властям Грузии, после «революции роз» весьма успешно пытавшимся реинтегрировать Джавахетию. Прежде всего, команда Михаила Саакашвили настояла на выводе 62-й российской военной базы из Ахалкалаки в 2007 г. База не только редуцировала суверенитет Грузии над собственной территорией, но и фактически вместо государства производила общественные блага и была форпостом России внутри армянонаселенного региона. Она обеспечивала безопасность населения в том числе от внешнего вмешательства^[20] и правопорядок, давала рабочие места, предоставляла образовательные и медицинские услуги, а также была основным рынком сбыта сельскохозяйственной продукции местного населения. Фактически территория Джавахетии была рублевой зоной, второй валютой был армянский драм — лари практически не использовался^[21]. Кроме того, база являлась основным источником теневого рынка бензина. Не досматриваемый грузинскими таможенниками военный транспорт россиян использовался для контрабанды алкоголя, табака и продуктов из Армении на территорию Грузии и картофеля из Джавахетии в Россию. Те же конвои использовались для переправки в Россию людей (как правило, армянских трудовых мигрантов в обход грузинских контролирующих органов)^[22]. Как писал Владимир Рамишвили в 2007 г., «Армения уже «решила» проблему Джавахети в свою пользу… фактически Джавахети ныне — армянский участок на грузинской земле, ибо там власть Тбилиси носит виртуальный характер, как в Абхазии и Южной Осетии»^[23].

Политика М. Саакашвили в Джавахетии оказалась весьма успешной. Реализация крупнейших инфраструктурных проектов при поддержке США позволила начать интеграцию Джавахетии в общее транспортное пространство Грузии. Более 184 млн долл. американского фонда Millennium Challenge Georgia Fund были потрачены на восстановление внутренних дорог края и дорог, соединяющих Джавахетию и прочие грузинские территории (Ахалкалаки-Ниноцминда-Цалка-Тбилиси)^[24]. В настоящее время это — автобан, позволяющий добраться из Джавахетии в Тбилиси за несколько часов. Кроме того, Азербайджан, Турция и Грузия вложили средства в строительство участка Карс-Ахалкалаки железной дороги Карс-Ахалкалаки-Тбилиси-Баку, которая связывает Каспий и Европу. Развитие этого стратегического маршрута позволит экономически реинтегрировать Джавахетию в пространство Грузии.

Джавахетия вернулась в зону лари. Посещая Самцхе-Джавахетию в 2005 г., президент Саакашвили заявил, что грузинская армия будет специально приобретать все виды картофеля, мяса и молочной продукции у местных фермеров для замены российского рынка сбыта (62-й базы МО РФ), однако потребности армии были значительно меньше заготовленной продукции. Проблему с перепроизводством картофеля должен был решить «двухвагонный картофельный поезд», пущенный властями из Ахалкалаки в Тбилиси, однако картофель из Джавахетии не выдержал рыночной конкуренции с тбилисским^[25].

Таким образом, объективные экономические и транспортные причины, способствовавшие обособлению Джавахетии, были устранены. Исторические и национальные противоречия между джавахетскими армянами и грузинами сохраняются. Менее весомым сепаратистским потенциалом, чем Джавахетия, обладает азербайджанонаселенный край.

Квемо-Картли и азербайджанское меньшинство

Квемо-Картли, регион на юге Грузии на границе с Арменией и Азербайджаном, как и Джавахетия, был проблемной территорией в связи с сохранением советского наследия. В 2009 г. губернатор региона Давид Киркитадзе так описывал его: «В советские времена границы между союзными республиками не было, крестьяне обеих республик спокойно пасли свой скот там, где хотели… Но сейчас, когда граница уже демаркирована, нельзя просто так гулять там, где можно было раньше…»^[26]. Образование государственных границ Грузии и Азербайджана на месте подотчетных общему центру границ регионов способствовало возникновению серьезного спора вокруг монастырских земель святыни ГПЦ — Давидо-Гареджийского комплекса. Азербайджанское население региона после распада СССР периодически обвиняло центральные власти Грузии в языковой, кадровой и образовательной дискриминации.

После «революции роз» образовательная реформа способствовала приливу студентов в столичные вузы из Джавахетии и Квемо-Картли. Вступительные экзамены сдаются на родном языке (соответственно армянском и азербайджанском). После поступления в университет студенты слушают годичный активный курс грузинского языка и приступают к основной программе. Команда Саакашвили предпринимала меры по расширению площади используемых в традиционно сельскохозяйственном регионе земель.

В сфере национальной политики правительство Саакашвили, как и в других регионах, шло по пути укрепления позиций грузинского языка. В Квемо-Картли уровень знания грузинского был крайне низким не только среди населения (см. табл. 2), но и самих учителей грузинского. Около 30% (!) из них не могли объясниться по-грузински^[27].

В 2009 г. была принята программа по обучению грузинскому языку представителей национальных меньшинств, в том числе азербайджанцев. Тогда же власти Квемо-Картли направили в университет имени Ильи Чавчавадзе, где готовят учителей грузинского языка, сто молодых азербайджанцев, принятых без экзаменов. Во второй половине 2000-х гг. в рамках программы «Будущее начинается сегодня» в Квемо-Картли направлялись преподаватели грузинского из Тбилиси и других регионов Грузии. Для стимулирования преподавателей грузинского языка в населенных азербайджанцами районах Грузии власти ввели дополнительные выплаты. Согласно принятому во второй половине 2000-х закону «Об образовании», национальные меньшинства имеют право получать начальное и общее образование на родном языке, но высшее образование — исключительно на грузинском, что подталкивает их изучать его для продолжения восхождения по социальной лестнице.

Азербайджанцы — самое большое национальное меньшинство Грузии. Однако их сецессионистские устремления сформированы в гораздо меньшей степени, чем в Джавахетии. Современная геополитическая ситуация способствует этому. Азербайджан, в отличие от Армении, является стратегическим партнером Грузии. Она в условиях стратегического партнерства Армении и России — единственный надежный партнер для транзита азербайджанских углеводородов на Запад. Поддержка азербайджанского меньшинства в Грузии не является для Азербайджана столь же необходимой, как для Армении — армянского, оказывающейся в стратегической изоляции между Турцией, Ираном и Азербайджаном в случае перекрытия границы с Джавакхом. Государство-патрон (Азербайджан) не «подстегивает» вопрос автономии для своего населения на грузинской территории. Проблемы, связанные с комплексом Давид-Гареджи, были разрешены путем переговоров. Несмотря на то, что официальный Баку считает грузинские церкви памятниками албанской культуры, паломникам из Грузии разрешено раз в неделю посещать принадлежащую Азербайджану часть Давид-Гареджи^[28].

Действительно значимым является вопрос грузинизации азербайджанской топонимики. В Квемо-Картли активно переименовывают населенные пункты^[29]. Однако власти дипломатично редуцируют значение этого явления: «Если начать менять названия сейчас, могут возникнуть другие проблемы… Ученые обратились ко мне, прося вернуть селам Квемо-Картли те названия, которые у них были еще в XII в. В таком случае реально возникнет проблема, так как существующих ныне азербайджанских наименований вообще не было. Поэтому я считаю, что данный вопрос вообще лучше не затрагивать»^[30]. Очевидно, как и в случае с Джавахетией, с обеих сторон могут быть подключены историки, которые на основе «фактов и раскопок» вновь каждый для своего народа установят право исторического главенствования над территорией и право использовать свой язык при образовании топонимов.

Безусловно, вопрос сецессии может быть актуализирован отдельными политическими группами. Сейчас это происходит посредством создания партии «Борчалы». С точки зрения топонимики и политики этот бренд можно сравнить с Джавакхом. Борчалы — название исторической области внутри Квемо-Картли, не отраженное в территориально-административном делении Грузии. В процедуре по созданию партии, в появлении ее герба и гимна Михаил Саакашвили увидел «попытки расчленить Грузию» и спрогнозировал насильственную смену власти Азербайджана с участием лидера «Борчалы» Союна Садыкова и главы «Лукойла» Вагита Алекперова^[31] — все это в рамках очередного заговора российских спецслужб^[32]. Однако, по нашему мнению, условия сосуществования грузин и азербайджанцев в Квемо-Картли, объективная инфраструктурная и экономическая обусловленность добрососедских отношений Грузии и Азербайджана, очевидное нежелание последнего признавать хотя бы в самой незначительной степени Квемо-Картли в качестве самостоятельного образования, дабы не создавать прецедент для НКР, — все это помешает отдельным политическим группам эффективно разыграть сепаратистскую карту.

Субэтносы внутри грузинского народа

Проблемы, возникающие с собственно этническими меньшинствами, гораздо менее значительны, чем с национальными (армянским, азербайджанским, абхазским и осетинским). Мегрелы и сваны (ареалы распространения языков отмечены на карте в северо-западной части Грузии) не рассматриваются грузинской официальной статистикой в качестве значимых этносов, хотя первые составляют немногим менее 10% населения страны, вторые — менее 1%. Наименьшее влияние на внутригрузинскую ситуацию оказывают лазы, незначительно присутствующие в Аджарии, населяя преимущественно Черноморское побережье Турции. Сваны, живущие в высокогорной исторической области Сванетия (поделенной между краями Самегрело и Земо-Сванети; Рача-Лечхуми и Квемо-Сванети), в высокой степени обособлены от грузинской политической жизни. Они достаточно интегрированы в грузинское общество и занимают в нем важную нишу «заместителя комплексов». В современной Грузии сваны, придя в этой роли на смену кахетинцам в Советском Союзе, являются героями анекдотов, иронически, по-доброму высмеивающих их недалекость и одновременно житейскую мудрость, сформированные вследствие проживания в горах. Сваны в известном фольклорном смысле — аналог российских чукчей.

Несмотря на наличие собственных языков (как и грузинский — относящихся к картвельской семье), мегрелы и сваны не имеют письменности, используя грузинское письмо. Попытки перевода Библии на эти языки в 2005 г. были привычно объявлены грузинскими парламентариями провокациями спецслужб России^[33]. Так называемый мегрельский вопрос (о праве изучения языка в школах, о включении его в число официальных языков Грузии, об издании на нем газет) саботируется грузинскими элитами. В массовое сознание внедряется стереотип о становлении и функционировании мегрельского исключительно в качестве диалекта грузинского, хотя они являются «равностатусными» языками одной семьи. Это происходит потому, что в случае признания мегрельского (а также сванского и лазского) языков в качестве таковых их придется защищать и поддерживать в рамках Европейской хартии региональных языков или языков меньшинств (ЕХРЯЯМ), которую Грузия до сих пор отказывается ратифицировать.

Между тем, независимо от оценки уровня самоидентификации мегрелов, следует признать, что мегрельский язык существует, и это — отдельный язык. И Л. Броерс, и А. Епифанцев независимо друг от друга обращают внимание на интересный языковой маркер — слово «корту», означающее на мегрельском «грузин». Оно может иметь и второе значение — «чужой». В свою очередь, картвелы (Сакартвело — самоназвание Грузии) — это не мегрелы. Корту и картвелы обозначают одно и то же — грузин, но на принципиально разных языках.

Единственная мегрельская газета «Гал» выходит в Абхазии под редакцией абхаза Нугзара Салакая, не в совершенстве знающего мегрельский. Но, например, Виталий Шария призывает не преувеличивать значение «мегрельского вопроса», намекая, что он часто поднимается властями Абхазии. Большая часть мегрелов проживает в Абхазии (особенно в Гальском районе, пограничном с Грузией)^[34], где они, в отличие от Грузии, включаются официальной статистикой в число основных этносов и не приписываются к «грузинам»^[35]. Начиная с 30-х гг. XX в. мегрелы записывались в переписи как грузины. В переписи СССР 1926 г. мегрелы еще сохраняются. В переписи 1914 г. в Абхазии выделяются мегрелы, гурийцы, грузины и имеретинцы^[36]. Тот же Шария описывает отдельные попытки создания письменности для мегрельского языка в последние несколько лет^[37]. В любом случае научные социологические исследования относительно собственной идентичности мегрелов нам неизвестны^[38]. Квинтэссенция вопроса самостоятельности мегрелов и их самоотделения от грузинской нации присутствует в известном советском анекдоте: «У кого в СССР средняя продолжительность жизни 16 лет? У мегрелов. Как только получают паспорт, становятся грузинами». Косвенно относящиеся к данному вопросу исследования^[39] позволяют судить о том, что мегрелы и сваны воспринимаются научным сообществом за пределами Грузии наравне с грузинами. Андрей Епифанцев пишет: «Мегрелы — это очень древний народ. И народ как минимум равный картлийцам»^[40]. Напротив, не менее известный грузиновед Дж. Уитли полагает, что мегрелы, сваны и лазы «считают себя грузинами»^[41]. Вопрос жесткой самоидентификации внутри самого мегрельского этноса, по всей видимости, не стоит. По нашему мнению, «мегрельский вопрос», безусловно, существует в научной (исторической, этнографической) повестке дня, но крайне сильно политизирован и может быть актуализирован только при усилиях политических групп.

Независимо от степени самоидентификации мегрелов, сванов и лазов, без особого ущерба для межнациональных отношений их можно причислять к грузинам. Гораздо хуже в смысле интеграции в грузинское национальное сообщество обстоит ситуация с признаваемыми официальной статистикой езидами — курдами, живущими в Грузии. Проведенное грузинским социологом Нино Джавахишвили в 1996 и 2002 гг. исследование этнических стереотипов грузинских студентов выявило неоднозначные факты^[42]. Наибольшая социальная дистанция как среди народов, населяющих Грузию, так и среди мировых существовала по отношению именно к курдам (4,74 по 5-бальной шкале), а не к абхазам (4,42) или осетинам (4,18), как можно было предполагать. Несмотря на вопросы относительно научной обоснованности экстраполяции результатов, полученных в студенческой среде, на все общество, можно утверждать, что курды были и остаются, пожалуй, самым маргинальным этносом современной Грузии. В 90-е гг. увеличение социальной дистанции было связано с криминализацией этноса (некоторые курды откровенно гордились участием, своим или близких родственников, в банд-группах^[43]. Ее сохранение в 2000-е, после масштабной войны с криминалом, проведенной командой М. Саакашвили, связано, скорее, с нежеланием курдов интегрироваться в грузинское общество. Со времен Советского Союза езиды крайне слабо интересовались изучением грузинского языка, ориентируясь на русские и армянские школы, не были представлены среди научной, технической и культурной интеллигенции, осваивали преимущественно рабочие специальности, предполагающие низкоквалифицированный труд. В настоящее время низкий уровень социальной мотивации езидов, по всей видимости, сохраняется.

Еще один негрузинский народ, кистинцы, очевидным образом обособляются от этнических грузин, но гораздо лучше, чем езиды, интегрированы в грузинскую нацию. Не являясь субэтносом грузин (картвелов), сохраняя этническую и национальную идентичность вайнахов (язык, история, самоидентификация), кистинцы, тем не менее, в подавляющем большинстве воспринимают Грузию как Родину^[44]. Они являются билингвальным этносом и исповедуют ислам суннитского толка. Практически 100% населения владеет грузинским даже лучше, чем бесписьменным кистинским (ведутся споры, считать ли этот язык самостоятельным, или все-таки он является диалектом общего вайнахского).

Со стороны кистинцев по отношению к грузинам нет национальных обид. Напротив, грузины в разговорах с кистинцами могут припоминать им участие чеченцев в войне Грузии и Абхазии 1992–1993 гг. на стороне последней^[45]. Несмотря на то, что собственно кистинцы не принимали участия в сепаратистских, с точки зрения правительства Грузии, действиях, крайне высокий уровень их сродненности с чеченцами, способствует замещению чеченцев на кистинцев в массовом сознании грузин^[46]. При этом участие чеченцев в боевых действиях против Абхазии уже на стороне Грузии в 2001 г.^[47], видимо, не является настолько памятным для грузинской нации.

Кистинцы являются, вероятно, наиболее самобытным народом из проживающих в Грузии. Нельзя сказать, что они в высокой степени нелояльны государству. Но в связи с удаленностью и компактностью их проживания — Панкисское ущелье имеет всего лишь 16 км в длину — кистинцы сохранили приверженность родовым обычаям (адатам). В 90-е гг. в связи с войной в Чечне, наплывом беженцев оттуда и множественными проблемами территориального развития^[48] Панкиси было «серой зоной» грузинской государственности. Реформы госуправления Михаила Саакашвили «вернули» государство в Панкисское ущелье. Однако по-прежнему власть общины существует параллельно с государственной. Несмотря на то, что относительно молодые кистинцы воспринимают грузинское государство как основной источник права^[49], старшее поколение настаивает на сохранении адатов: обычаев похищения невесты, разрешения общиной споров и разводов, разбор старейшинами тяжких преступлений (грабежей, убийств). В соответствии с тезисом Френсиса Фукуямы (сильная государственность — способность государства направить вооруженного человека в форме в любую точку страны) грузинское государство включает в себя Панкиси. Участников массовой драки грузин и кистинцев в августе 2013 г. успокаивали не старейшины, а полиция и спецназ. Однако последнее слово в кистинском этносе остается за общиной: гражданский суд назначает наказание, пенитенциарные органы его исполняют, но оно не является окончательным.

Кистинцы не обладают высоким сепаратистским потенциалом. «Инцидент в селе Лапанкури в Лопотском ущелье в августе 2012 г.^[50] нельзя назвать проявлением сепаратизма. Из всего числа боевиков всего двое были кистинцами. Члены семьи Багакашвили и Маргошвили, откуда происходили погибшие Багаудин и Аслан соответственно, — порядочные жители, для которых внезапное событие об участии их детей в операции было шокирующим. Два человека, по неизвестным причинам оказавшиеся жертвами провокации, вовсе не выражают стремлений почти 10 000 кистинцев, проживающих в Грузии. Кистинцы тем и отличаются от своих «северных родственников», что сепаратизм никогда не поддерживали»^[51].

Таким образом, современная Грузия является территорией проживания множества наций (грузины, азербайджанцы, армяне, русские и т.д.), этносов (езиды, кистинцы и т.д.), субэтносов (мегрелы, лазы, сваны и т.д.) и других этнополитических и этнографических групп. Создание гражданской нации в условиях нерешенности многих устанавливающих вопросов крайне затруднено. Внутренние противоречия национального сообщества в Грузии в некотором смысле обусловлены спецификой взаимоотношений с Россией. Для внутренней политики Грузии Россия является крайне удобным «северным соседом», несмотря на изменение вектора жесткой конфронтации в связи с плавным уходом в оппозицию команды Михаила Саакашвили. В большинстве случаев по отношению к политическим ситуациям, явлениям и процессам, способным оказать негативное влияние на грузинское общественное мнение и/или принести рейтинговые очки политическим группам, грузинские политики и масс-медиа рассматривают Россию в качестве «внешнего врага». «Провокация российских спецслужб», «Путин хочет построить империю», «Назад в СССР», «Благодатная земля маленькой Грузии является лакомым куском», «Наш либерализм, демократия и права человека против авторитарной России» и т.п. являются привычными клишированными темами в грузинской общественно-политической жизни. Мы уверены, что подобная повестка дня в сфере политического PR сохранится, несмотря на возможное изменение реальной политики в рамках легислатуры Бидзины Иванишвили.

Российской Федерации не удастся переломить сложившийся тренд отношения к ней: с реализацией трубопровода БТД, газопровода БТЭ, неподконтрольных ни России, ни Ирану, Грузия слишком прочно вошла в сферу интересов США. В стране уже выросло первое поколение людей, не помнящих ни Советского Союза, ни России как «братской республики», ни русского языка в качестве инструмента межнационального общения.

Противостоять геополитическому наступлению США на Кавказе, формированию устойчивой оси Анкара-Тбилиси-Баку, реальной, а не медийной грузинской агрессии, которая в условиях военной, кадровой и финансовой поддержки США и НАТО, неконсолидированного политического режима и отсутствия работающей системы сдержек и противовесов вполне возможна, Россия может. Путем сохранения этнокультурного разнообразия современной Грузии и поддержкой крупнейших национальных и этнических меньшинств, возможно, не готовых участвовать в проекте «Грузия — полноправный член НАТО».

Очевидно, что, несмотря на юридический суверенитет, провозглашенный РА и РЮО над своими территориями и признанный несколькими членами ООН, практические вопросы функционирования национальных меньшинств в Грузии могут рассматриваться только в увязке с абхазским и осетинским меньшинствами, хотя это и не является предметом данного исследования.

Литература:

1. Анчабадзе Ю.Д. Новые грани в изучении этнической истории абхазов / Ю.Д. Анчабадзе // Кавказские научные записки. 2010. № 4.
2. Ачугба Т.А. Этническая история абхазов XIX–XX веков / Т.А. Ачугба [Текст]. Сухум, 2010.
3. Джавахишвили Н. Этнорелигиозные стереотипы грузинских студентов / Н. Джавахишвили // Социологические исследования. 2005. № 3.
4. Метревели К. Джавахети / К. Метревели. Тбилиси, 2010.
5. Минасян С. Социально-экономическая и политическая ситуация в Джавахети / С. Минасян // Центральная Азия и Кавказ. 2005. № 3.
6. Токарев А.А. Территориальное развитие постсоветской Грузии: от распадающегося государства к консолидации непотерянных территорий / А.А. Токарев // Сложные пространственные системы и территориальное управление. 2013. № 2.
7. Трошев Г.Н. Моя война. Чеченский дневник окопного генерала / Г.Н. Трошев. М. : Вагриус, 2002.

Bibliography:

1. Overland I. The Closure of the Russian Military Base at Akhalkalaki: Challenges for the Local Energy Elite, the Informal Economy and Stability. The Journal of Power Institutions in Post-Soviet Societies. 2009. № 9. Р. 6.