Проблемы определения критериев разграничения сбыта и посредничества в приобретении наркотических средств в судебной практике

Шевченко Евгений Николаевич, первый заместитель прокурора города Пскова Псковской области, соискатель Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации (г. Псков)

В статье рассматриваются проблемы квалификации сбыта наркотиков и посредничества в их приобретении, дается критический анализ сложившейся судебной практики. Автором оцениваются выработанные Верховным Судом РФ на основе гражданско-правовых категорий критерии разграничения сбыта и посредничества в приобретении наркотических средств, предлагаются изменения в законодательство.

Ключевые слова: посредничество, пособничество, инициатива в приобретении наркотика, сбыт в интересах приобретателя.

Issues of criteria definition for differentiation of drug dealing and mediation in purchase of drugs in the judiciary practice

Shevchenko Evgeniy N., First Deputy Prosecutor of the City of Pskov. Pskov Region, External doctoral candidate of the Academy of the State Office of Public Prosecutor of the Russian Federation (Pskov)

The article deals with problems of qualification of drug trafficking and brokering in their purchase, provides a critical analysis of the current judicial practice. The author estimates developed by the Supreme Court of the Russian Federation on the basis of civil law categories of criteria of differentiation marketing and mediation in purchase of drugs, the proposed changes to the legislation.

Key words: mediation, aiding, initiative in the acquisition of drug sales, in the interests of the purchaser.

В юридической литературе неоднократно рассматривался вопрос об определении в судебной практике критериев разграничения сбыта и посредничества в приобретении наркотических средств[1], однако эти исследования проводились в условиях действия постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 15 июня 2006 г. № 14 «О судебной практике по делам преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами» (с изменениями и дополнениями от 23 декабря 2010 г.)[2], оказавшего существенное влияние на формирование единообразной судебной практики в указанной сфере[3].

Постановлением Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 30 июня 2015 г. № 30 «О внесении изменений в постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 15 июня 2006 г. № 14 «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами»[4] существенно изменены подходы к такому разграничению.

Понятия сбыта и посредничества в приобретении наркотиков в судебной практике за последнее десятилетие неоднократно эволюционировали.

Если первоначально сбыт суть любая форма перехода наркотика от одного лица к другому, то впоследствии понятие сбыта сужается.

Так, до 2001 г. сбыт наркотических средств трактовался Верховным Судом Российской Федерации в самом широком смысле, как любой способ продвижения наркотического средства до потребителя, вне зависимости от наличия факта предварительного заказа наркотика. Соответственно, обусловленность действий сбытчика наркотического средства действиями заказчика, инициировавшего приобретение и передачу ему наркотика, призвалась в юридическом плане индифферентной и не влияющей на квалификацию. Соответствующая позиция выражена Верховным Судом Российской Федерации, в частности, по делу Домке и Черных в определении от 1 ноября 1994 г.[5]

Впоследствии Верховный Суд Российской Федерации принципиально изменил подход к квалификации действий лиц, приобретающих наркотики для других субъектов.

Высшим судебным органом сформулирована позиция, согласно которой, во-первых, субъект, приобретающий наркотические средства по просьбе и за деньги другого субъекта и впоследствии передающий их инициатору, не является сбытчиком, а, во-вторых, инициатор получения наркотического средства не выступает «приобретателем» в смысле, заложенном в ч. 1 ст. 228 УК РФ, поскольку является владельцем наркотика уже в момент его передачи посреднику третьим лицом. Одновременно Верховным Судом Российской Федерации предложено считать посредников соисполнителями в приобретении наркотического средства. Таким образом, под понятие «сбыт» не подпадали действия лиц, выполняющих поручение о покупке наркотика и тем самым действующих в «чужом интересе». Одним из первых дел, в котором данная позиция нашла отражение, стало дело по обвинению Гаранова[6].

Иными словами, по мнению Верховного Суда Российской Федерации, посредник, фактически приобретающий наркотик в целях его передачи тем или иным лицам, являющимся конечными «бенефициарами», осуществляет функцию «поверенного» в гражданско-правовом смысле, не образующую на его стороне объективной стороны приобретения наркотического средства, поскольку права на наркотик возникают непосредственно у заказчика.

Указанная практика сохранялась до последнего времени, с тем лишь отличием, что сейчас оказание помощи в приобретении наркотического средства лицом, им не обладающим, квалифицируется уже не как соисполнительство, а как пособничество в приобретении наркотического средства. В литературе данная практика, расширяющая легальное понятие пособничества в преступлении, обоснованно подвергалась критике[7].

Как верно отмечалось исследователями этой проблемы, ни одна из законодательно закрепленных форм оказания содействия исполнителю не охватывает факт непосредственного получения предмета преступления и его последующей передачи инициатору.

Заранее выраженное обещание сбыть или приобрести предмет преступления не может быть основанием квалификации действий лица, выразившихся в приобретении наркотического средства по поручению инициатора в качестве пособничества, уже постольку, поскольку такое обещание по смыслу нормы является условием совершения исполнителем преступления и именно последний получает его в результате посягательства, а не наоборот.

Очевидно, что посредничество в приобретении наркотических средств нельзя рассматривать и в качестве разновидности «устранения препятствий», а также «предоставления средств совершения преступления».

Другим важным аргументом является теоретическая неоправданность использования при правовой оценке физического перехода наркотических средств от одного лица к другому гражданско-правовых категорий обязательственного права. В связи с этим Д.М. Молчанов резонно замечает: «Ведь не приходит же нам в голову считать исполнителем убийства не того, кто причинил смерть, а заказчика преступления! Почему же тогда исполнителем в приобретении наркотических средств предлагается считать того, на чьи деньги были приобретены наркотики, а не собственно приобретателя?»[8]. Следует заметить, что признание судебной практикой действий, составляющих объективную сторону преступления, но совершаемых «в чужом интересе» в качестве пособничества, является свидетельством возрождения давно отвергнутых в теории экстенсивных концепций соучастия, согласно которым главное в понимании соучастия — это определение субъективной заинтересованности в преступлении.

Согласно названным концепциям, получившим свое развитие благодаря работам немецких юристов в начале XX века, исполнителем должен считаться тот, кто преследует собственный интерес в преступном результате, остальные же соучастники могут рассматриваться только как пособники независимо от их объективной роли в совершении преступления[9].

Так, по одному из дел Верховный суд ФРГ признал сестру матери новорожденного ребенка, убившую младенца, пособницей, а мать — исполнительницей преступления только на том основании, что сестра совершила убийство в интересах матери, т.е. участвовала в чужом деянии[10]. Очевидно, что при таком подходе любые внешние формы преступного поведения утрачивают объективные критерии их отнесения к тому или иному виду соучастия, тогда как решающим основанием разграничения исполнения от пособничества становится внутреннее отношение участвующих в преступлении к деянию.

На наш взгляд, любая юридическая конструкция призвана отражать объективные зависимости в той или иной сфере правоотношений и на основе этого выполнять определенные квалификационные задачи: вырабатывать правила квалификации и определять критерии разграничения между сходными преступлениями.

В этой связи закономерен вопрос: выполняет ли созданный Верховным Судом РФ конструкт свои служебные функции? Иными словами, можно ли, следуя позиции высшего судебного органа, распространившего цивилистические подходы к пониманию вопросов принадлежности наркотических средств при квалификации преступлений, дать более или менее приемлемый ответ на вопрос, чем отличается посредник от сбытчика, при том что их действия с содержательной стороны зачастую тождественны?

По нашему мнению, указанный вопрос как в уголовно-правовой науке, так и в правоприменительной деятельности до настоящего времени не получил удовлетворительного решения. Обобщение судебной практики позволяет выделить следующие основные критерии разграничения сбыта наркотического средства и посредничества в его приобретении, сформулированные Верховным Судом Российской Федерации.

Во-первых, инициатива приобретения наркотика всегда исходит от приобретателя, который, в конечном счете, и становится обладателем наркотика. В решениях по конкретным делам неизменно подчеркивалось, что посредник всегда действует по просьбе заказчика. Однако в таком случае возникает вопрос о том, имеется ли коренное различие между действиями субъекта, покупающего наркотик для потребителя в связи с обращением последнего, и такими же действиями субъекта, но выступившего с инициативой приобретения наркотика перед потребителем, при том условии, что как в первом, так и во втором случае такое лицо не является владельцем наркотика на момент достижения соглашения с потребителем и не действует в интересах сбытчика, а заинтересован, к примеру, в получении части наркотического средства как платы за услугу.

Отвечая на этот вопрос, следует признать, что как в случае обращения потребителя к посреднику, так и в случае поступления предложения от посредника к потребителю мы имеем дело фактически с одной и той же ситуацией, поскольку в любом случае потребитель, желая получить наркотик, выражает просьбу о выполнении посредником действий, результатом которых будет являться передача ему наркотика. Соответственно, посредник в любом случае будет действовать по инициативе заказчика и в его интересах, или «по просьбе приобретателя», как это формулируется Верховным Судом РФ, вне зависимости о того, от кого исходило предложение о приобретении наркотиков.

По нашему мнению, разграничение случаев посредничества в приобретении и сбыта наркотиков не может быть проведено по указанному критерию уже только потому, что сам факт обращения за помощью в приобретении наркотика не делает из лица, выполняющего поручение о приобретении наркотика, посредника, как и сбытчик не становится посредником, если инициатива в приобретении наркотика поступила именно от потребителя.

Во-вторых, по мнению Верховного Суда РФ, посредничество характеризуется приобретением наркотика по поручению инициатора сделки, при том что лицо, выполняющее такое поручение, не обладает наркотиком на момент возникновения договоренности. Именно отсутствие факта владения посредником наркотиком на момент достижения договоренности с инициатором его приобретения свидетельствует, по мнению Верховного Суда Российской Федерации, о том, что владельцем наркотического средства становится именно инициатор его приобретения в момент покупки его посредником. Соответственно, квалификация случаев «посредственного приобретения» в качестве пособничества распространена высшим судебным органом на все случаи отношений, строящихся по типу «заказ — оплата — наркотик».

Однако в действительности получили широкое распространение случаи, когда сбытчики наркотиков первоначально формируют спрос путем получения заказов от потребителей, получают деньги, а уже потом закупают партию наркотиков и передают заказчикам. Таким образом, в данных случаях внешне сбытчик действует как посредник, поскольку приобретение им наркотических средств осуществляется в интересах определенного заказчика и за его деньги. Однако понятно, что такой образ действия посредника всего лишь способ конспирации и, в конечном счете, служит задачам оптимизации реализационной деятельности.

Таким образом, реальный сбытчик может и не иметь в своем распоряжении на момент обращения потребителя наркотика, однако это обстоятельство не значит, что последний действует «в чужом интересе». Иное решение указанного вопроса фактически означало бы, что сбытчиком может быть признан исключительно субъект, обладающий наркотиком в момент обращения к нему потребителя, что обусловило бы признание лиц, заказывающих партии наркотиков после формирования спроса на них и получающих доход посредством их перепродажи, лишь пособниками приобретателей.

Другим критерием разграничения посредничества от сбыта, предложенным высшей судебной инстанцией, является факт приобретения наркотика за деньги потребителя. Безусловно, в большинстве случаев деньги принадлежат инициатору сделки, а встречное предоставление передается обладателю наркотика одновременно с получением от него соответствующего предмета сделки. Однако в действительности имеют место случаи, когда посредник, действуя по просьбе потребителя, приобретает наркотик за свой счет и после передачи его приобретателю получает от него компенсацию своих затрат в том или ином выражении. В связи с этим возникает вопрос: влияет ли момент производства взаиморасчетов между указанными субъектами на квалификацию действий посредника? Очевидно, что оплата расходов посредника, действующего фактически в качестве «поверенного», возможна и после совершения им значимых для инициатора сделки действий. Поэтому с содержательной стороны момент передачи денег посреднику не имеет значения.

Тем не менее остается неясным другой вопрос: как в таком случае квалифицировать действия посредника, приобретающего наркотик по просьбе потребителя за свои деньги и передающего его последнему уже за повышенную цену или, например, увеличивающего цену наркотика в момент достижения соглашения, т.е. фактически осуществляющего как в первом, так и во втором случае перепродажу наркотика? Понятно, что границы между действиями такого посредника и сбытчика стираются вне зависимости от того, как понимать факт увеличения покупной цены наркотика — как вознаграждение за посреднические услуги или в качестве признака реализационной деятельности. Следуя позиции Верховного Суда Российской Федерации, в качестве критерия разграничения таких случаев посредничества и сбыта можно было бы предложить, вероятно, самый простой и лежащий на поверхности признак — возмездность действий посредника в отношениях с инициатором приобретения наркотика.

Однако Верховным Судом Российской Федерации неоднократно подчеркивалось в решениях по конкретным делам, что оплата услуг посредника не делает последнего сбытчиком. Отсюда должен бы следовать логичный вывод, что в случае, если посредник в целях извлечения выгоды увеличивает цену приобретаемого наркотика и тем самым обогащается за счет инициатора его приобретения, то налицо признаки реализационной деятельности, т.е. сбыта, несмотря на то, что само по себе приобретение наркотика носило характер помощи его потребителю.

Вместе с тем изучение судебной практики свидетельствует, скорее, об обратном: факт обогащения посредника не признается имеющим правового значения для квалификации. Так, Верховным Судом Российской Федерации на основе обобщения предшествующей практики сформулирована позиция, согласно которой для квалификации действий посредника в сбыте или в приобретении наркотических средств как пособника таким действиям не имеет значения, совершил ли он эти действия за вознаграждение или нет, получил ли он в качестве вознаграждения деньги либо наркотическое средство, когда возник вопрос о вознаграждении, до совершения посреднических действий либо после этого, а также от кого (приобретателя либо посредника) исходила инициатива вознаграждения[11]. С этого момента, как представляется, вопросы оплаты наркотика во взаимоотношениях между посредником и приобретателем перестали иметь какое-либо юридическое значение и проблема разграничения посредничества и сбыта стала еще более запутанной.

Как видно, указанные критерии как в целом, так и в отдельности не позволяют провести водораздел между посредничеством в приобретении наркотика и сбытом. Проводимая Верховным Судом Российской Федерации позиция фактически исключает иной вариант квалификации действий посредника в качестве пособника как в случае оказания им разовой безвозмездной помощи в приобретении наркотика, так и в случае направленной на извлечение выгоды систематической деятельности наркосбытчика, формирующего заказ на наркотики и приобретающего их по поручению значительного количества лиц у того или иного сбытчика как за деньги потребителей, так и за свои средства с последующим взаиморасчетом с инициаторами сделок.

В свою очередь, анализ взаимосвязей между субъектами, вовлеченными в наркобизнес, свидетельствует, что значительный массив сделок по отчуждению крупных партий наркотиков осуществляется с участием тех же посредников, приобретающих наркотики по поручению заказчика и за их деньги у непосредственных производителей и изготовителей. Как верно замечает В.Н. Курченко, посредник выступает в качестве одного из звеньев системы сбыта наркотиков либо его реализатором (распространителем), действующим по просьбе покупателя[12].

Если следовать логике сложившейся судебной практики, то действительными сбытчиками могут быть признаны лишь их производители и изготовители, тогда как все остальные звенья в цепи продвижения наркотика до конечного потребителя являются пособниками приобретателей.

Как видится, одним из путей решения вышеуказанных квалификационных проблем является создание специальных норм, устанавливающих ответственность за посредничество как за самостоятельное преступление, объединяющее в едином составе действия, заключающиеся в предоставлении помощи приобретателю и (или) сбытчику.

Однако представляется, что одна только уголовно-правовая регламентация посредничества не решит задачи его разграничения от сбыта, поскольку выработка каких-либо объективных критериев такого разграничения, на наш взгляд, невозможна без отказа от использования цивилистического представления о владельце наркотика как о собственнике, обладающем вещью от себя и для себя, в отличие от пассивного ее держателя, не имеющего прав владения и действующего в чужих интересах.

Согласно этому подходу главным и фактически единственным, как показано выше, отличием посредника от сбытчика является зависимость первого от действий инициатора покупки наркотика, которая выражается в подчиненности намерений посредника при определении судьбы наркотика от заказа последнего, т.е. субъективный критерий. При этом тождественность набора фактических возможностей у посредника и сбытчика по использованию и распоряжению наркотиком в данном случае игнорируется.

В этой связи мы солидарны с Н.Ф. Мурашовым, согласно позиции которого персональная собственность и/или владение наркотиками уголовно-правового значения при решении вопроса об уголовной ответственности за сбыт не имеет. Исполнителем преступления является то лицо, в действиях которого есть признаки объективной стороны того или иного состава преступления. Именно это лицо совершает запрещенное уголовным законом общественно опасное деяние. Применительно к незаконному сбыту — завершает «цепочку» по доставлению наркотика от производителя к потребителю[13].

Однако определять уголовно-правовой статус субъекта, по нашему мнению, должен именно характер фактической присвоенности наркотика, проявляющийся в той или иной совокупности возможностей в отношении предмета обладания.

В этом смысле сбыт суть переход возможностей, связанных с его фактическим владением. Поэтому он всегда характеризуется двумя моментами: во-первых, реализацией сбытчиком возможности отчуждения наркотика, проистекающей из обладания им, а во-вторых, сменой субъекта его нахождения с одновременным появлением состояния исключительной зависимости наркотика от действий нового обладателя.

Иными словами, следуя пониманию приобретения наркотика в качестве любого действия, в результате которого лицо становится его владельцем и получает возможность непосредственного воздействия на предмет обладания, мы должны признавать посредника приобретателем и, соответственно, считать покупку наркотических средств через посредника событием с двумя фактами их приобретения: посредником, а затем заказчиком[14].

При этом цель действий посредника, заключающаяся в оказании помощи заказчику в получении наркотика, предполагает осознание последним того факта, что покупка наркотика совершается им для последующей передачи его заказчику, т.е. с целью сбыта.

Таким образом, последовательная смена приобретателей наркотика означает и такую же смену сбытчиков. В этой связи, с нашей точки зрения, было бы более правильным действия лица, приобретающего по просьбе заказчика наркотик и впоследствии передающего этот наркотик инициатору сделки, квалифицировать в качестве сбыта, тогда как к посредничеству следовало бы относить исключительно действия, направленные на создание условий для заключения и исполнения сделки по приобретению наркотика.

Представляется, что такая квалификация действий посредника правильно отражает его истинную сущность и в большей степени способствует целям борьбы с незаконным оборотом наркотиков.

Постановлением Пленума Верховного суда Российской Федерации от 30 июня 2015 г. № 30 в действующее постановление «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами» внесены существенные изменения, касающиеся в том числе вопросов квалификации действий посредников.

В предыдущей редакции п. 13 постановления действия посредника предлагалось квалифицировать как соучастие в сбыте или в приобретении наркотических средств в зависимости от того, в чьих интересах (сбытчика или приобретателя) действует посредник. Данные положения новым постановлением исключены. Понятие «посредник» в постановлении больше уже не встречается.

Одновременно постановление дополнено пунктом 15.1, согласно которому в случае, когда лицо передает приобретателю наркотик по просьбе (поручению) другого лица, которому они принадлежат, его действия следует квалифицировать как соисполнительство в его незаконном сбыте.

Итак, Верховный Суд Российской Федерации отказался от практики квалификации действий посредника, действующего в интересах сбытчика, в качестве пособничества сбыту, разделив тем самым наиболее представленную в литературе точку зрения, согласно которой природа оказания помощи сбытчику в продвижении наркотика есть выполнение объективной стороны сбыта.

Между тем высший судебный орган не высказался относительно правил квалификации действий посредника, действующего в интересах приобретателя. Соответственно, вопрос о том, следует ли такие действия квалифицировать в качестве соисполнительства в приобретении наркотиков либо по-прежнему признавать их пособничеством в приобретении, или, исходя из обновленного понятия сбыта, считать именно таковым, остается открытым, а это значит, что проблемы разграничения сбыта наркотиков и посредничества в их приобретении, как и ранее, остаются актуальными.

Литература:

1. Бриллиантов А. О правовой оценке роли посредника в преступлении / А. Бриллиантов // Уголовное право. 2006. № 5 С. 12–16.
2. Волков К.А. О судебной практике Верховного Суда Российской Федерации по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами и психотропными веществами / К.А. Волков, Т.А. Федоренко // Наркоконтроль. 2006. № 3. С. 13–14.
3. Гарманов В.М. О содержании признаков сбыта наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов и критериях отграничения сбыта от пособничества приобретению / В.М. Гарманов, Н.И. Караисаев // Наркоконтроль. 2012. № 1. С. 22–28.
4. Ковалев М.И. Соучастие в преступлении / М.И. Ковалев. Екатеринбург : Издательство УрГЮА, 1999. 199 с.
5. Курченко B.H. Проблемы квалификации сбыта наркотиков: судебное толкование / B.H. Курченко // Наркоконтроль. 2015. № 1. С. 3–9.
6. Любавина М.А. Комментарий к постановлению Пленума Верховного Суда Российской Федерации «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами» от 15.06.2006 № 14 с изменениями, внесенными постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 23.12.2010 / М.А. Любавина ; под ред. А.Н. Попова. СПб. : Санкт-Петербургский юридический институт (филиал) Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации, 2011. С. 54–58.
7. Молчанов Д.М. Роль посредника в двусторонних преступлениях (на примере посредничества в незаконном сбыте или приобретении наркотических средств) / Д.М. Молчанов // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке : материалы IX Международной научно-практической конференции (25–27 января 2012 г.). М. : Проспект, 2012. С. 379–384.
8. Мурашев Н.Ф. О некоторых положениях статьи В.Н. Курченко «Проблемы квалификации сбыта наркотиков: судебное толкование». Доктринальное толкование / Н.Ф. Мурашев // Наркоконтроль. 2015. № 2. С. 35–41.
9. Федоров А.В. Значение постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 15 июня 2006 г. № 14 «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами» для правоприменительной практики и совершенствования законодательства / А.В. Федоров // Наркоконтроль. 2006. № 3. С. 15–19.